Вперёд, на фестиваль!
Название: Переплетение стали и неба
Автор: ***
Пейринг: Реборн|Маммон
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: отказываюсь от прав на персонажей и всё такое
Авторские примечания: названием взята строчка из песни Мельницы - "На север"
Фанфик был написан на Мартовский фестиваль Иллюзионистов
читать дальше
Солнце тонуло в море. Ярко-красный фонарь опускался в окрасившиеся розовым воды. День тихо и неспешно умирал, утопая в сумерках; тишину нарушал лишь многоголосый шёпот волн, робко прикасающихся к бледному песку пустынного пляжа. Этот песок едва слышно шуршал под увязающими в нём ногами.
Маммон держалась за шею Реборна, прижимаясь щекой к его груди. Не хотелось быть слабой, но силы таяли, покидая слабеющее тело. Жизнь растворялась в закате, в шуме прибоя, в солоноватом ветре, нежно ласкающем лицо и руки.
- Знаешь, - проговорил Реборн, останавливаясь. – Нормальные люди протыкают себя ножами именно в том месте, в котором хотят умереть.
- С твоей стороны было бы очень мило... – Маммон закашлялась. - ...мило промолчать.
Она скосила глаза, чуть прищурив их. На губах Реборна играла лёгкая, но отчётливо ироничная улыбка. Хотела бы она улыбаться так же, глядя в лицо холоду, уже заковывающему её руки и ноги.
- Подойди ближе.
Реборн, на сей раз промолчав, послушно подошёл к кромке воды. Маммон одной рукой скинула с головы капюшон, позволяя ветру поиграть с ей волосами, пощекотать собственными прядями кожу, пока и она не потеряла чувствительность. Пока губы ещё могут ощущать соль и свежесть.
Она почти физически ощутила на себе взгляд чёрных глаз, почему-то всегда очень напоминавших маленьких жуков. Тяжёлый взгляд, внимательный и заинтересованный.
- Давно я не видел тебя без этой дурацкой штуки. Ты всегда натягиваешь её на глаза.
Маммон не ответила. Из неаккуратной раны на животе сочилась кровь, пачкая чёрную мантию, но боль уже притупилась – лишь изредка напоминала о себе при излишне резком движении. Верный признак того, что осталось совсем немного.
- Ты могла бы резать себя и аккуратнее, - заметил Реборн. Он так и не отвёл взгляда. – Ты же убийца.
- Я иллюзионист, - отрезала Маммон. – Хватит собирать чушь, просто помолчи и дай мне насладиться тишиной.
- А, прости-прости, если задел твои чувства. Я подумал, тебе захочется поговорить. Запомнить человеческий голос и всё такое...
В его голосе сквозил неприкрытый сарказм. Маммон устало прикрыла глаза, тут же встрепенувшись и открывая их вновь. Нет, нельзя. Пока Смерть не придёт и сама не лишит её зрения, она должна смотреть. Сгорать вместе с солнцем.
- Мне не нужны разговоры.
- Наверное, ты бы с удовольствием пересчитала деньги или полюбовалась на свои кредитки. Увы, здесь только небо, море и песок. Вездесущий песок, который уже набился мне в ботинки.
- Подойди к воде ближе и опусти меня.
- Это приказ? – очередной смешок.
- Понимай, как хочешь. Просто сделай это.
Реборн подошёл ближе, и волна лизнула носки его ботинок. Он опустился на корточки, осторожно удерживая на весу тело Маммон. Спасибо, что в воду не скинул и не бросил умирать в сырости и неудобстве.
Маммон протянула руку, дрожащую, ослабшую, и прикоснулась к мокрому песку. Волны, пугливо отбежавшие назад, приблизились вновь, поцеловали пальцы. Прикосновение к влаге будто оживило на миг умирающую бесчувственную плоть, и Маммон поняла, почему на вопрос Реборна: «Что я могу для тебя сделать?» попросила отнести её сюда. Она не осознавала, как это важно – последние моменты, яркие картинки перед долгим-долгим сном, когда вонзала в себя, собравшись с духом, нож, вошедший, вопреки ожиданиям, тяжело, отнюдь не как по маслу. Было очень, очень больно – она, плюнув на гордость, не стала душить крик, рвущий горло. Мёртвому Колонелло было всё равно, кто лежит на его трупе, истекая кровью, его уши ничего не слышали, а остекленевшие глаза – ничего не видели.
Маммон поняла, где хочет провести свою вечность.
- Отдай меня волнам. – Хотелось, чтобы голос звучал твёрдо, уверенно, но уши услышали лишь тихий шёпот, слетевший с плохо слушающихся губ.
- Фу. Ты же сгниёшь там.
- Делай, что велено.
- Странные вы всё-таки, иллюзионисты.
- Можешь оставить меня тут и проваливать. Я тебя больше не задержу.
Реборн так и не поднялся с ног. Кажется, они просидели так много часов, хотя умом Маммон понимала, что столько времени она не протянула бы – прошли от силы пару минут.
Он пришёл, когда Маммон вытаскивала из себя лезвие ножа. Почему-то умирающему разуму не захотелось расставаться с телом, пока в нём была эта штука, причинившая столько боли. Может быть, Реборн слышал, как она кричала, а может, просто пришёл забрать тело Колонелло. Если бы не Реборн, она умирала бы в одиночестве. Один на один с трупом.
- Ты – последний. Мы все ушли, остался только ты.
- Есть ещё Юни. И Лал.
- Лал... – Маммон скривилась, вспомнив её. – Она испорчена. Дефектный Аркобалено. Она не такая, как мы. А Юни... Она изначально была иной – она родилась иной. И её мать, и Луче – они были другими. Так что, ты всё равно остался последним.
Реборн хмыкнул, поднимаясь на ноги и выпрямляясь со своей ношей на руках.
- Будешь ждать меня там, а?
- Может и буду. За отдельную плату.
- В аду тебе не понадобятся деньги.
- Готова поспорить, там будет чем поживиться. Это же Ад, обитель греха. И для алчности там самое место. В конце-концов, если Адом заправляет Дьявол, то почему он наказывает грешников, а не дарит им рай в своём понимании? Это несправедливо.
- Может, всё так и есть, кто знает. – Реборн дёрнул плечами, словно хотел пожать ими и в последний момент вспомнил, что руки заняты. – Скоро попробуем на вкус этого никчёмного беса.
Он вновь перевёл взгляд на Маммон. Её собственные глаза начали подводить – перед ними всё плыло, застилаясь золотистой пеленой. Даже голос казался глуше.
- Зря ты носила этот дурацкий капюшон.
Хотелось спросить: «Почему», но язык не шелохнулся, и с губ не сорвалось ни звука.
- Твои глаза красивы, - словно услышав её мысли, негромко проговорил Реборн. Или это слух покидает её? – Как сталь, которой ты боишься. Серая сталь.
Маммон прочистила горло. Нет, не сейчас – сейчас ей хотелось сказать ещё пару слов. Слишком рано отдаваться слабости.
- Я не боюсь... стали. Я боюсь бо... боли.
Слова давались с трудом.
- Сталь приносит боль.
- Даже моя?
- Кто знает.
Она помолчала, давая отдохнуть уставшим голосовым связкам. Кажется, само её тело стремилось поскорее отделаться от ненужного лоскутка неизведанного – от души, - отправив его в небытие, и уйти на покой.
- Что ты видишь? В них?
Реборн всмотрелся в её лицо. Маммон до боли в глазах напрягла зрение, и на миг картинка прояснилась настолько, чтобы можно было увидеть сосредоточенность в чернильных глазах. И тут же погасла, погружая мир во тьму.
- Может, я буду банален... Я вижу небо.
Лишь по мерному покачиванию Маммон поняла, что Реборн движется. Бёдра ощутили прикосновение прохлады – совсем лёгкой, мягкой. Он вошёл в воду? Дурак. Брюки намочит, будет потом стоять на берегу и сетовать на это. Мелочный дурак. Как и все они.
Прохлада поднималась всё выше, поглаживая кожу, словно пёрышком, а потом Маммон явственно ощутила, как море обняло её – ласково, точно мать, коснулось солёными губами глаз, пригладило волосы, и шепнуло на ухо: «Спи».
Автор: ***
Пейринг: Реборн|Маммон
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: отказываюсь от прав на персонажей и всё такое
Авторские примечания: названием взята строчка из песни Мельницы - "На север"
Фанфик был написан на Мартовский фестиваль Иллюзионистов
читать дальше
Почему цветы сильнее всего пахнут, умирая? ©
Солнце тонуло в море. Ярко-красный фонарь опускался в окрасившиеся розовым воды. День тихо и неспешно умирал, утопая в сумерках; тишину нарушал лишь многоголосый шёпот волн, робко прикасающихся к бледному песку пустынного пляжа. Этот песок едва слышно шуршал под увязающими в нём ногами.
Маммон держалась за шею Реборна, прижимаясь щекой к его груди. Не хотелось быть слабой, но силы таяли, покидая слабеющее тело. Жизнь растворялась в закате, в шуме прибоя, в солоноватом ветре, нежно ласкающем лицо и руки.
- Знаешь, - проговорил Реборн, останавливаясь. – Нормальные люди протыкают себя ножами именно в том месте, в котором хотят умереть.
- С твоей стороны было бы очень мило... – Маммон закашлялась. - ...мило промолчать.
Она скосила глаза, чуть прищурив их. На губах Реборна играла лёгкая, но отчётливо ироничная улыбка. Хотела бы она улыбаться так же, глядя в лицо холоду, уже заковывающему её руки и ноги.
- Подойди ближе.
Реборн, на сей раз промолчав, послушно подошёл к кромке воды. Маммон одной рукой скинула с головы капюшон, позволяя ветру поиграть с ей волосами, пощекотать собственными прядями кожу, пока и она не потеряла чувствительность. Пока губы ещё могут ощущать соль и свежесть.
Она почти физически ощутила на себе взгляд чёрных глаз, почему-то всегда очень напоминавших маленьких жуков. Тяжёлый взгляд, внимательный и заинтересованный.
- Давно я не видел тебя без этой дурацкой штуки. Ты всегда натягиваешь её на глаза.
Маммон не ответила. Из неаккуратной раны на животе сочилась кровь, пачкая чёрную мантию, но боль уже притупилась – лишь изредка напоминала о себе при излишне резком движении. Верный признак того, что осталось совсем немного.
- Ты могла бы резать себя и аккуратнее, - заметил Реборн. Он так и не отвёл взгляда. – Ты же убийца.
- Я иллюзионист, - отрезала Маммон. – Хватит собирать чушь, просто помолчи и дай мне насладиться тишиной.
- А, прости-прости, если задел твои чувства. Я подумал, тебе захочется поговорить. Запомнить человеческий голос и всё такое...
В его голосе сквозил неприкрытый сарказм. Маммон устало прикрыла глаза, тут же встрепенувшись и открывая их вновь. Нет, нельзя. Пока Смерть не придёт и сама не лишит её зрения, она должна смотреть. Сгорать вместе с солнцем.
- Мне не нужны разговоры.
- Наверное, ты бы с удовольствием пересчитала деньги или полюбовалась на свои кредитки. Увы, здесь только небо, море и песок. Вездесущий песок, который уже набился мне в ботинки.
- Подойди к воде ближе и опусти меня.
- Это приказ? – очередной смешок.
- Понимай, как хочешь. Просто сделай это.
Реборн подошёл ближе, и волна лизнула носки его ботинок. Он опустился на корточки, осторожно удерживая на весу тело Маммон. Спасибо, что в воду не скинул и не бросил умирать в сырости и неудобстве.
Маммон протянула руку, дрожащую, ослабшую, и прикоснулась к мокрому песку. Волны, пугливо отбежавшие назад, приблизились вновь, поцеловали пальцы. Прикосновение к влаге будто оживило на миг умирающую бесчувственную плоть, и Маммон поняла, почему на вопрос Реборна: «Что я могу для тебя сделать?» попросила отнести её сюда. Она не осознавала, как это важно – последние моменты, яркие картинки перед долгим-долгим сном, когда вонзала в себя, собравшись с духом, нож, вошедший, вопреки ожиданиям, тяжело, отнюдь не как по маслу. Было очень, очень больно – она, плюнув на гордость, не стала душить крик, рвущий горло. Мёртвому Колонелло было всё равно, кто лежит на его трупе, истекая кровью, его уши ничего не слышали, а остекленевшие глаза – ничего не видели.
Маммон поняла, где хочет провести свою вечность.
- Отдай меня волнам. – Хотелось, чтобы голос звучал твёрдо, уверенно, но уши услышали лишь тихий шёпот, слетевший с плохо слушающихся губ.
- Фу. Ты же сгниёшь там.
- Делай, что велено.
- Странные вы всё-таки, иллюзионисты.
- Можешь оставить меня тут и проваливать. Я тебя больше не задержу.
Реборн так и не поднялся с ног. Кажется, они просидели так много часов, хотя умом Маммон понимала, что столько времени она не протянула бы – прошли от силы пару минут.
Он пришёл, когда Маммон вытаскивала из себя лезвие ножа. Почему-то умирающему разуму не захотелось расставаться с телом, пока в нём была эта штука, причинившая столько боли. Может быть, Реборн слышал, как она кричала, а может, просто пришёл забрать тело Колонелло. Если бы не Реборн, она умирала бы в одиночестве. Один на один с трупом.
- Ты – последний. Мы все ушли, остался только ты.
- Есть ещё Юни. И Лал.
- Лал... – Маммон скривилась, вспомнив её. – Она испорчена. Дефектный Аркобалено. Она не такая, как мы. А Юни... Она изначально была иной – она родилась иной. И её мать, и Луче – они были другими. Так что, ты всё равно остался последним.
Реборн хмыкнул, поднимаясь на ноги и выпрямляясь со своей ношей на руках.
- Будешь ждать меня там, а?
- Может и буду. За отдельную плату.
- В аду тебе не понадобятся деньги.
- Готова поспорить, там будет чем поживиться. Это же Ад, обитель греха. И для алчности там самое место. В конце-концов, если Адом заправляет Дьявол, то почему он наказывает грешников, а не дарит им рай в своём понимании? Это несправедливо.
- Может, всё так и есть, кто знает. – Реборн дёрнул плечами, словно хотел пожать ими и в последний момент вспомнил, что руки заняты. – Скоро попробуем на вкус этого никчёмного беса.
Он вновь перевёл взгляд на Маммон. Её собственные глаза начали подводить – перед ними всё плыло, застилаясь золотистой пеленой. Даже голос казался глуше.
- Зря ты носила этот дурацкий капюшон.
Хотелось спросить: «Почему», но язык не шелохнулся, и с губ не сорвалось ни звука.
- Твои глаза красивы, - словно услышав её мысли, негромко проговорил Реборн. Или это слух покидает её? – Как сталь, которой ты боишься. Серая сталь.
Маммон прочистила горло. Нет, не сейчас – сейчас ей хотелось сказать ещё пару слов. Слишком рано отдаваться слабости.
- Я не боюсь... стали. Я боюсь бо... боли.
Слова давались с трудом.
- Сталь приносит боль.
- Даже моя?
- Кто знает.
Она помолчала, давая отдохнуть уставшим голосовым связкам. Кажется, само её тело стремилось поскорее отделаться от ненужного лоскутка неизведанного – от души, - отправив его в небытие, и уйти на покой.
- Что ты видишь? В них?
Реборн всмотрелся в её лицо. Маммон до боли в глазах напрягла зрение, и на миг картинка прояснилась настолько, чтобы можно было увидеть сосредоточенность в чернильных глазах. И тут же погасла, погружая мир во тьму.
- Может, я буду банален... Я вижу небо.
Лишь по мерному покачиванию Маммон поняла, что Реборн движется. Бёдра ощутили прикосновение прохлады – совсем лёгкой, мягкой. Он вошёл в воду? Дурак. Брюки намочит, будет потом стоять на берегу и сетовать на это. Мелочный дурак. Как и все они.
Прохлада поднималась всё выше, поглаживая кожу, словно пёрышком, а потом Маммон явственно ощутила, как море обняло её – ласково, точно мать, коснулось солёными губами глаз, пригладило волосы, и шепнуло на ухо: «Спи».