Вперёд, на фестиваль!
Название: Притворство
Автор: ***
Персонажи: Хару (лотерейный), Киоко, Бьянки, Хром
Жанр: повседневность, драма
Рейтинг: G
Дисклеймер: отрекаюсь.
Авторские примечания: поскольку автор не умеет писать юмор, он решил написать драму. Получилось плохо, потому что Хару автора несколько сквикает.)
Фанфик был написан на Бонусный Хэллоуинский Фестиваль
читать дальшеО-бон – это дни, когда положено посещать могилы и особенно чтить память усопших, и дни, когда, несмотря на это, нужно улыбаться и веселиться, чтобы умершим не было грустно. Этот праздник не считается государственным, но многие конторы устраивают сотрудникам выходной, и тогда по зову фонариков, по традиции вывешенных за окна каждого дома, возвращаются даже не души, а самые настоящие, долгожданные люди, на дорогах устанавливаются километровые пробки, поезда полны. Считается, что он похож на Хэллоуин, но Самайн – слишком мрачный праздник, а сам Хэллоуин похож скорее на карнавал.
И все же Хару встречает его с удовольствием. Она в Италии, где, по традиции, покупают настоящие оранжевые тыквы и вырезают им мордочки по трафаретам и лишь кое-где видны искусственные, таращащиеся пустыми бумажными глазницами. Хару тоже покупает себе настоящую и кинжалы использует не по назначению – осторожно вычищает внутренности, срезав верхушку тыквы, как положено, под углом, канцелярским ножом прорезает тыкве лицо так, как подсказывает ей картинка, услужливо созданная воображением, аккуратно вставляет свечку и водружает тыкву на подоконник. Двухкомнатная квартира, снятая ей на месяц для работы по заданиям Вонголы, все больше напоминает обычное жилище обычной итальянки – Хару даже надевает яркое платье, сшитое собственноручно, и разукрашивает лицо в белые и черные цвета, одевает вставные вампирские зубы и смотрит на себя с досадой. Пока она была ребенком, ей это шло, ей это казалось забавным, а сейчас она напоминает себе забитого призрака, согласившегося приодеться к празднику, чтобы люди могли спокойно порадоваться дню, когда они стали вершиной пищевой цепочки.
Она смывает краску и снимает зубы, но платье оставляет. Ровно в шесть в дверь звонят, и ей чудится, что вот-вот ей вдруг исполнится не двадцать три, а одиннадцать, и в дом к ней рвутся подружки, которым столько же, сколько и ей.
Но за дверью стоит одетая в вызывающе-обтягивающий черный костюм Бьянки, Киоко в белом платье, похожем на платье самой Хару, и Хром в скромной футболке и короткой юбке.
— Как и ожидала, — улыбается Хару и пропускает их вперед. Ее обнимают и задаривают каким-то приятными мелочами навроде яда медленного действия, ручки со скрытой камерой и фотоаппарата-«боковика», но она не обращает на это внимания. Останься она такой же наивной дурочкой, какой была когда-то, сейчас и Хром, и Киоко, и Бьянки не разливали бы на кухне вино по бокалам, а праздновали Хэллоуин в закрытом ресторане для своих, а она бы осталась в Японии, гадать, какие же гуляния на этот раз проходят в Токио. А может, традиция отмечать западный праздник прошла бы мимо нее.
— Тсуна-кун наивно думал, что мы предпочтем тебя его мужской компании, — смеется Киоко, и Хару вздрагивает: они предпочли бы, если бы не многие километры между ними.
Хорошее, французское вино Миура отпивает понемногу из изящного бокала, и ей становится смешно от собственной трусости.
— Ты хотела эскиз твоего свадебного платья, — восклицает она и жестом фокусника вытаскивает из ящика кухонного стола сложенную вчетверо бумагу. Бьянки смотрит на них с видом умудренной опытом матери и коротко улыбается, когда Киоко ахает и склоняется к бумаге.
— А мне пойдет? — с опаской спрашивает Сасагава спустя минуту, а взгляд у нее становится настолько не наигранно-восторженным, что Хару не может сдержать широкой, не такой, как у Бьянки, улыбки.
— Конечно, — заверяет она и скатывает эскиз. — Ну что, за день, когда люди перестали быть жертвами?
Бокалы встречаются. Бьянки укоризненно качает головой, когда капли падают ей на кофту, но красного на черном почти не видно.
— Мы все должны перебраться сюда? — робко спрашивает Хром, и Хару покровительски кивает. Хром они берегут все вместе, как особенно ценный музейный экспонат.
— Кроме меня, — возражает Бьянки.
— Мы без тебя не заскучаем, — лукаво отвечает Миура и поворачивается к Хром, — представь, как будет весело! Ты, я, Киоко – и перед нами вся Италия!
Иллюзионистка не отвечает ей, и вид у нее задумчивый, как будто ее совсем не привлекает перспектива жить в самом Неаполе. Но в конце концов глаза ее светлеют, и она кивает.
Хару включает музыку и валится на диван, отставив бокал на стол. Рядом с ней опускается Киоко и гладит, перебирает волосы, а Хром робко восхищается тыквой. Бьянки обещает ей помочь завтра с укладкой волос перед приемом и, вновь откупорив бутылку, наливает всем еще чуть вина – для того, чтобы можно было наконец забыть обо всем.
— Помнишь, — тихо шепчет Киоко, допив свою часть, — как мы вместе ездили в Токио на О-бон?
— Конечно, — доверчиво отвечает Хару, совершенно забыв о том, что ей не положено вспоминать ничего о прошлом. — Я бы и сейчас съездила, представляешь?
Она смеется. Мягкий голос Милен Фармер замолкает, остается глухая пустота.
— Не выходи за него, — продолжает шептать Хару, не обращая на затихшую музыку внимания, — можно забыть и об этом.
— А мне часто хотелось купить вместо настоящей тыквы искусственную и подпалить ее свечкой. И швырнуть в комнату отца, — говорит Бьянки, прерывая их.
Хром молчит. Она сидит на подоконнике, покачивая ногами, и держит на руках тыкву, а по лбу ее тянутся длинные шрамы – ей случалось попадать и в ближний бой.
Времени на четверых у них осталось совсем немного, но Хару с удивлением понимает, что у них уже никогда не получится говорить на те многие темы, о которых обычно болтают девушки, собираясь вместе. Спустя неделю Бьянки выйдет замуж и уедет от них, а они втроем останутся в этой квартире ровно на месяц. Потом Хару упакует сшитое ей и профессиональной швеей свадебное платье Киоко и улетит вместе с самой Киоко в Японию, где их встретит Савада Цунаеши. Она пойдет свидетельницей со стороны невесты. А потом, выждав пару дней, сбежит в Италию, прихватив с собой Хром, и страх придется делить только с ней.
— В этом нет ничего страшного, Хару, — мягко улыбается ей Бьянки. Бьянки идет этот костюм и тон, идет даже эта улыбка, но Хару не может успокоиться. — Ты же не боялась раньше. Кто клялся стать женой Десятого Вонголы?
Хром успокаивающе касается ее руки, и Бьянки пожимает плечами, отворачиваясь. Ее бокал пуст, но она почему-то все никак не может отпустить его, и пальцы ее дрожат.
— Но я ей не стану, — в тишине говорит Хару и улыбается.
Люди стали вершиной пищевой цепочки много лет назад, но это не значит, что люди не едят людей. Не значит, что людей никто не убивает. Вот почему она не хочет отпускать ни Киоко, ни Бьянки, ни тем более хрупкую Хром. Но еще больше она боится О-бона.
Они вместе покупают еще пару тыкв и разукрашивают их. Одну из них они красят в черный, вторую – в зеленый, первой лицо рисуют красным, и получается злой языческий божок, а второй – фиолетовым, и смеются, смеются, смеются. Хару подумала бы, что к ней вернулось детство, если бы не жгущие руки кинжалы, если бы рядом с ней не было Бьянки с ее врожденным даром и Хром с талантом иллюзионистки, если бы на пальце не сверкало одно из побочных колец, данных Вонголой.
Она размышляет о том, что, может, когда-нибудь вернется в Намимори. После тыкв они собираются на столом и рассказывают страшилки. Хару вспоминает, как когда-то давно они пугали Цуну на кладбище, и неловко замолкает. Вряд ли можно говорить такие слова о боссе мафиозной семьи. Но Киоко смеется и продолжает, и атмосфера восстанавливается. Хэллоуин проходит не мимо них.
Но, слушая ровный голос подруги, Хару обращается взглядом к небесам и просит одного – чтобы ее близкие так и остались вершиной пищевой цепочки. Чтобы на О-бон ей не пришлось вывешивать фонарик за окно только для указания их душам пути домой.
Автор: ***
Персонажи: Хару (лотерейный), Киоко, Бьянки, Хром
Жанр: повседневность, драма
Рейтинг: G
Дисклеймер: отрекаюсь.
Авторские примечания: поскольку автор не умеет писать юмор, он решил написать драму. Получилось плохо, потому что Хару автора несколько сквикает.)
Фанфик был написан на Бонусный Хэллоуинский Фестиваль
читать дальшеО-бон – это дни, когда положено посещать могилы и особенно чтить память усопших, и дни, когда, несмотря на это, нужно улыбаться и веселиться, чтобы умершим не было грустно. Этот праздник не считается государственным, но многие конторы устраивают сотрудникам выходной, и тогда по зову фонариков, по традиции вывешенных за окна каждого дома, возвращаются даже не души, а самые настоящие, долгожданные люди, на дорогах устанавливаются километровые пробки, поезда полны. Считается, что он похож на Хэллоуин, но Самайн – слишком мрачный праздник, а сам Хэллоуин похож скорее на карнавал.
И все же Хару встречает его с удовольствием. Она в Италии, где, по традиции, покупают настоящие оранжевые тыквы и вырезают им мордочки по трафаретам и лишь кое-где видны искусственные, таращащиеся пустыми бумажными глазницами. Хару тоже покупает себе настоящую и кинжалы использует не по назначению – осторожно вычищает внутренности, срезав верхушку тыквы, как положено, под углом, канцелярским ножом прорезает тыкве лицо так, как подсказывает ей картинка, услужливо созданная воображением, аккуратно вставляет свечку и водружает тыкву на подоконник. Двухкомнатная квартира, снятая ей на месяц для работы по заданиям Вонголы, все больше напоминает обычное жилище обычной итальянки – Хару даже надевает яркое платье, сшитое собственноручно, и разукрашивает лицо в белые и черные цвета, одевает вставные вампирские зубы и смотрит на себя с досадой. Пока она была ребенком, ей это шло, ей это казалось забавным, а сейчас она напоминает себе забитого призрака, согласившегося приодеться к празднику, чтобы люди могли спокойно порадоваться дню, когда они стали вершиной пищевой цепочки.
Она смывает краску и снимает зубы, но платье оставляет. Ровно в шесть в дверь звонят, и ей чудится, что вот-вот ей вдруг исполнится не двадцать три, а одиннадцать, и в дом к ней рвутся подружки, которым столько же, сколько и ей.
Но за дверью стоит одетая в вызывающе-обтягивающий черный костюм Бьянки, Киоко в белом платье, похожем на платье самой Хару, и Хром в скромной футболке и короткой юбке.
— Как и ожидала, — улыбается Хару и пропускает их вперед. Ее обнимают и задаривают каким-то приятными мелочами навроде яда медленного действия, ручки со скрытой камерой и фотоаппарата-«боковика», но она не обращает на это внимания. Останься она такой же наивной дурочкой, какой была когда-то, сейчас и Хром, и Киоко, и Бьянки не разливали бы на кухне вино по бокалам, а праздновали Хэллоуин в закрытом ресторане для своих, а она бы осталась в Японии, гадать, какие же гуляния на этот раз проходят в Токио. А может, традиция отмечать западный праздник прошла бы мимо нее.
— Тсуна-кун наивно думал, что мы предпочтем тебя его мужской компании, — смеется Киоко, и Хару вздрагивает: они предпочли бы, если бы не многие километры между ними.
Хорошее, французское вино Миура отпивает понемногу из изящного бокала, и ей становится смешно от собственной трусости.
— Ты хотела эскиз твоего свадебного платья, — восклицает она и жестом фокусника вытаскивает из ящика кухонного стола сложенную вчетверо бумагу. Бьянки смотрит на них с видом умудренной опытом матери и коротко улыбается, когда Киоко ахает и склоняется к бумаге.
— А мне пойдет? — с опаской спрашивает Сасагава спустя минуту, а взгляд у нее становится настолько не наигранно-восторженным, что Хару не может сдержать широкой, не такой, как у Бьянки, улыбки.
— Конечно, — заверяет она и скатывает эскиз. — Ну что, за день, когда люди перестали быть жертвами?
Бокалы встречаются. Бьянки укоризненно качает головой, когда капли падают ей на кофту, но красного на черном почти не видно.
— Мы все должны перебраться сюда? — робко спрашивает Хром, и Хару покровительски кивает. Хром они берегут все вместе, как особенно ценный музейный экспонат.
— Кроме меня, — возражает Бьянки.
— Мы без тебя не заскучаем, — лукаво отвечает Миура и поворачивается к Хром, — представь, как будет весело! Ты, я, Киоко – и перед нами вся Италия!
Иллюзионистка не отвечает ей, и вид у нее задумчивый, как будто ее совсем не привлекает перспектива жить в самом Неаполе. Но в конце концов глаза ее светлеют, и она кивает.
Хару включает музыку и валится на диван, отставив бокал на стол. Рядом с ней опускается Киоко и гладит, перебирает волосы, а Хром робко восхищается тыквой. Бьянки обещает ей помочь завтра с укладкой волос перед приемом и, вновь откупорив бутылку, наливает всем еще чуть вина – для того, чтобы можно было наконец забыть обо всем.
— Помнишь, — тихо шепчет Киоко, допив свою часть, — как мы вместе ездили в Токио на О-бон?
— Конечно, — доверчиво отвечает Хару, совершенно забыв о том, что ей не положено вспоминать ничего о прошлом. — Я бы и сейчас съездила, представляешь?
Она смеется. Мягкий голос Милен Фармер замолкает, остается глухая пустота.
— Не выходи за него, — продолжает шептать Хару, не обращая на затихшую музыку внимания, — можно забыть и об этом.
— А мне часто хотелось купить вместо настоящей тыквы искусственную и подпалить ее свечкой. И швырнуть в комнату отца, — говорит Бьянки, прерывая их.
Хром молчит. Она сидит на подоконнике, покачивая ногами, и держит на руках тыкву, а по лбу ее тянутся длинные шрамы – ей случалось попадать и в ближний бой.
Времени на четверых у них осталось совсем немного, но Хару с удивлением понимает, что у них уже никогда не получится говорить на те многие темы, о которых обычно болтают девушки, собираясь вместе. Спустя неделю Бьянки выйдет замуж и уедет от них, а они втроем останутся в этой квартире ровно на месяц. Потом Хару упакует сшитое ей и профессиональной швеей свадебное платье Киоко и улетит вместе с самой Киоко в Японию, где их встретит Савада Цунаеши. Она пойдет свидетельницей со стороны невесты. А потом, выждав пару дней, сбежит в Италию, прихватив с собой Хром, и страх придется делить только с ней.
— В этом нет ничего страшного, Хару, — мягко улыбается ей Бьянки. Бьянки идет этот костюм и тон, идет даже эта улыбка, но Хару не может успокоиться. — Ты же не боялась раньше. Кто клялся стать женой Десятого Вонголы?
Хром успокаивающе касается ее руки, и Бьянки пожимает плечами, отворачиваясь. Ее бокал пуст, но она почему-то все никак не может отпустить его, и пальцы ее дрожат.
— Но я ей не стану, — в тишине говорит Хару и улыбается.
Люди стали вершиной пищевой цепочки много лет назад, но это не значит, что люди не едят людей. Не значит, что людей никто не убивает. Вот почему она не хочет отпускать ни Киоко, ни Бьянки, ни тем более хрупкую Хром. Но еще больше она боится О-бона.
Они вместе покупают еще пару тыкв и разукрашивают их. Одну из них они красят в черный, вторую – в зеленый, первой лицо рисуют красным, и получается злой языческий божок, а второй – фиолетовым, и смеются, смеются, смеются. Хару подумала бы, что к ней вернулось детство, если бы не жгущие руки кинжалы, если бы рядом с ней не было Бьянки с ее врожденным даром и Хром с талантом иллюзионистки, если бы на пальце не сверкало одно из побочных колец, данных Вонголой.
Она размышляет о том, что, может, когда-нибудь вернется в Намимори. После тыкв они собираются на столом и рассказывают страшилки. Хару вспоминает, как когда-то давно они пугали Цуну на кладбище, и неловко замолкает. Вряд ли можно говорить такие слова о боссе мафиозной семьи. Но Киоко смеется и продолжает, и атмосфера восстанавливается. Хэллоуин проходит не мимо них.
Но, слушая ровный голос подруги, Хару обращается взглядом к небесам и просит одного – чтобы ее близкие так и остались вершиной пищевой цепочки. Чтобы на О-бон ей не пришлось вывешивать фонарик за окно только для указания их душам пути домой.
-
-
26.11.2011 в 13:26-
-
26.11.2011 в 13:32-
-
26.11.2011 в 14:14Есть неудачные построения предложений, но оно такое тёплое и милое, что даже внимания на это обращать не хочется:-)
Хару жаль.
-
-
26.11.2011 в 22:15-
-
29.11.2011 в 11:50Извините